Переводчик - Страница 18

Встав на ноги, незадачливая любительница роликов проехала пару метров и, споткнувшись коньком о конек, опять полетела вниз, на сей раз кубарем, в сторону припаркованных машин. Дадаевская челядь от смеха похваталась за животы. В этом комичном виде они и отправились на встречу с создателем, потому что...

Потому что нелепая толстуха, как-то уж очень ловко перекатившись через плечо, вдруг очутилась прямо перед ними всеми, стоя на колене с «глоками» в каждой руке. И тут же открыла огонь, причем управлялась с оружием она гораздо более ловко, чем каталась на коньках. Огонь велся с двух рук с почти нереальной быстротой и точностью. Первым получил две пули сам Дадаев – в сердце и в живот, потом – находящиеся рядом со стреляющей водители, затем – охранники рядом с Мусой и напоследок – стоящие у дверей, каждый по две пули зараз. Стрельба велась с такой скоростью, что каждый из них получил по нескольку пуль, уже падая мертвым.

Вскочив на ноги, она еще по разу выстрелила в голову Дадаеву из каждого пистолета, хотя в этом уже и не было особой необходимости, положила оружие на мостовую и припустила вниз по Карнелитской, причем довольно-таки быстро и не падая.

Свернув направо и промчавшись по Харантовой улице, она повернула налево. Догнала стайку молодежи на роликах и поехала не торопясь, слившись с их компанией, по Небовийской. Прокатилась так около сотни метров и свернула под арку во двор.

Достала из кармана куртки ключ и открыла дверь черного хода в один из подъездов. Внутри никого не было, дом с недавнего времени находился на ремонте. Встав посреди неярко освещенной проникающим через окно парадной солнечным светом, она скинула рюкзак, затем шлем с наклеенными изнутри длинными светлыми волосами, и оказалась темной шатенкой. Сняла куртку с толстенной поролоновой подкладкой, и выяснилось, что она вовсе даже не толстуха, а напротив – худощавая и по-спортивному стройная. Сняла коньки, затем брюки и осталась в бюстгальтере и колготках. Достала из рюкзачка другую одежду.

Перед уходом, закрыв рот и нос и задержав дыхание, опрыскала спортивные доспехи и рюкзак какой-то аэрозолью из баллончика. Теперь за оставленное в подъезде можно было не беспокоиться – через минуту все это должно было превратиться в кучку неаппетитного вида слизи. Открыла вторым ключом дверь парадной и вышла прямо на Небовийску. Она не стала, как это делают герои боевиков, протирать все, чего коснулась, тряпочкой или носовым платком – покрытие, час назад нанесенное на ее ладони, надежно обеспечивало отсутствие каких бы то ни было отпечатков.

В вышедшей на улицу из парадного женщине при всем желании нельзя было узнать давешнюю толстуху с пистолетами. Теперь это была худощавая, даже тощая дама средних лет в длинной темно-серой юбке до середины икр, такого же цвета жакете и светлой блузке, застегнутой на все пуговицы. Стянутые назад в строгий узел блеклые темные волосы (на языке родных осин такую прическу иногда называют «кукиш») и большие роговые очки с толстыми стеклами придавали ей вид учительницы младших классов или муниципальной служащей низшего звена. Венчали столь удачно подобранный образ черные туфли на низком каблуке и небольшая сумочка в тон через плечо.

Направляясь к остановившемуся такси, она разжала пальцы опущенной правой руки, и ключи от парадного упали в урну.

– На вокзал, – скомандовала она водителю по-немецки, садясь на заднее сиденье.

Через десять минут она вышла из такси, заплатив двести пятьдесят крон по счетчику и оставив водителю на чай двадцать крон. Таксист, приняв «щедрые» чаевые, скривился, буркнул что-то среднее между «данке» и «сука» и укатил прочь.

В автоматической камере хранения она взяла небольшой чемодан и покатила его на перрон, полный полицейских и каких-то брюнетов сурового вида. Те и другие упорно разглядывали ноги проходивших мимо полных дам в поисках, очевидно, коньков. Равнодушно пройдя мимо ищущих, она села в предпоследний вагон и приобрела у подошедшего служащего билет до Праги. Час, проведенный в дороге, она просидела с прямой по-солдатски спиной на жесткой скамейке, уставившись в дамский роман на немецком языке в бумажной обложке.

Взяв такси на вокзале, она на ломаном английском попросила отвезти ее к Пражским Аллеям. Выйдя из такси, прошла пешком до улицы Козна, где и находился нужный ей дом. Игнорируя старенький лифт, поднялась на четвертый этаж и открыла ключом дверь одной из квартир. Ключей у дамочки, судя по всему, было немерено. Как только их все не перепутала?

Пятью часами позже из того же дома вышла молодящаяся фигуристая дамочка за тридцать в тесных джинсах и обтягивающей высокую грудь футболке и, цокая каблучками, направилась к заказанному такси. Разбитной, как все, наверное, таксисты в мире, полноватый рябой парень игриво подмигнул ей и открыл багажник. Высокомерно фыркнув, дамочка вручила ему модный коричневый саквояж под «Гуччи» и уселась на заднее сиденье.

– Аэропорт, – и всю дорогу просидела молча, гордо игнорируя попытки водилы завязать разговор.

Самолет из Праги приземлился в Москве до полуночи, и она добралась до Павелецкого на электричке за каких-то сорок минут. Взяла такси и поехала домой, на Водный стадион.

Войдя к себе домой, первым делом взяла с тумбочки возле зеркала лежащий там мобильный телефон.

– Это «Мастер Дент»? Моя фамилия Фролова. Да, я записывалась на сегодня, но не смогла прийти. Будьте так добры, запишите меня на завтра на четыре часа дня. Спасибо, – и положила трубку, мистификаторша хренова. Какой, спрашивается, «Мастер Дент» в половине третьего ночи и какая, к черту, Фролова, если в билете на самолет черным по-иностранному было пропечатано SOKOLENKO?